"Выше нас - только чудо!"

Так каким же путем двигаться грядущим поколениям мастеров иллюзионного жанра?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к творчеству народного артиста РСФСР режиссера Сергея Каштеляна, о котором уже упоминалось на страницах этой книги.

Звезда Сергея Каштеляна взошла на небосвод эстрадной эксцентрики сравнительно давно - в довоенные еще годы. Он был акробатом, фокусником, танцором, кукольником, конферансье, пантомимистом. Снимался в кино - в знаменитых "Веселых ребятах" например, где, участвуя в потасовке разбушевавшихся джазистов, оказался повисшим на люстре. Играл в театре. Был пианистом, композитором, дирижером. А потом стал одним из организаторов Государственного Московского мюзик-холла - вместе с Утесовым, Мировым, Мартинсоном, Тениным. Ныне - режиссер, педагог. Мастер. Метр.

Его всегда отличал поиск. Особый, редкий по избранному направлению. Сочетающий внешнюю выразительность приемов и трюков с психологизмом и драматичностью содержания. И если затронуть причины неповторимости "феномена Каштеляна" в советском эстрадном (а позднее - и цирковом) искусстве, то одной из них, безусловно, окажется исключительная своеобразность его мышления. Мышления острого, незаурядного, стремительного, цепкого, а главное - зорко-образного.

Официальное признание его таланта, в виде присвоения почетных званий, пришло к нему спустя немалые годы после его победных режиссерских триумфов. Каштелян резок и остроумен, мягок и изощрен, вкрадчив и ироничен, и иным его представить нельзя. Равно как и предугадать ход его творческой мысли. Однако замечали - какое бы противоречащее всему эстрадному опыту решение ни предлагал Каштелян, в итоге он оказывался прав. За счет необыкновенной тонкости чутья, по причине многократной выверенности исходной позиции. Оттого-то с таким интересом приходят на каждую новую его работу многочисленные поклонники, и столь же ревностно посещают его премьеры прежним, небольшим числом оппоненты. А он - доказывает. Сложна его работа - быть творческим новатором.

"Для дарования Каштеляна более характерна драматическая и даже трагическая направленность. Это, бесспорно, крупный и интересный художник, автор интересных работ, в которых идет речь о человеке и его месте в обществе",- цитата из статьи, написанной доктором искусствоведения Ю. А. Дмитриевым.

"Драматическая и даже трагическая направленность"... Вот как далеко мы ушли от развлекательной магии! Наверное, здесь и надо искать ответ на все тот же вопрос - способен ли иллюзионизм подняться до высот одухотворенного искусства?

Приведем еще одну цитату.

"Облик танцующего фокусника со светлым шлемом волос родился в воображении Каштеляна, когда тот увидел, как худенький паренек показывает друзьям фокусы" - таким зачином открывался репортаж в журнале "Советская эстрада и цирк". А что увидели зрители - потом, когда замысел режиссера был воплощен?

На пустой сцене задумчиво танцует стройный мим в черном трико, и в его мягких, пластичных руках появляются и исчезают поблескивающие в прожекторных лучах игральные карты, а над притихшими зрительскими рядами звучит напевно переливающаяся мелодия, и вступает проникновенный голос Елены Камбуровой:

Ах ты, фокусник, фокусник-чудак,
Заклинатель бенгальского огня,
Сделай чудное чудо, сделай так,
Сделай так, чтобы поняли меня...

И - завершение репортажа: "Владимир Михайлов, изящный мим, чье искусство проникнуто особой мечтательной поэзией, чей танец мимолетен, а фокусы будто случайны. Мим, поднимающий свои образы до высокой и мудрой символики".

Сергей Каштелян пошел своим путем. По вертикали. Был ли он первым? Пожалуй, нет. В истории мирового чудодейства уже имелись отдельные исполнители, стиль которых был близок стилю Каштеляна,- например, англичанин Роберт Геллер (сценический псевдоним Уильяма Генри Пальмера), первые такты ошеломляющего успеха которого пришлись на 1861 год. О нем рассказал мне сам Сергей Андреевич, когда я приехал к нему в репетиционный зал, находящийся в цирковой Всесоюзной дирекции, что в Измайлово.

Помню огромный пустой зал - гулкий и просторный. У далекой- далекой стены сосредоточенно и одиноко репетировал углубленный в плавные движения рук фокусник. Красный шарик, подобно маятнику, то появлялся, то исчезал среди его размеренно двигавшихся пальцев. Сергей Андреевич задумчиво перебирал клавиши рояля, и незнакомая мне мелодия истекала, испарялась в пространство, таинственно излучаемая черно- глянцевой поверхностью инструмента.

- Геллер был сыном органиста Кентерберийского собора,- рассказывал Каштелян.- Замечательный пианист, он решил соединить фокусы с музыкой. Прекрасная мысль. Жаль, что он уступал другим исполнителям в технике манипуляции. Но и без того его успех оказался грандиозным. Романтик, на сцене он был тонок и впечатлителен. Великолепный актер, он умел трюками сообщать свое настроение зрителям - им казалось, будто он обладает такой душевной силой, которая позволяет ему творить чудеса.

Да, Каштелян не был первым. Но он сделал случайные, единичные находки своих предшественников системой. А позднее - и методом воспитания актеров оригинального жанра, следуя которому легко разрешается мнимый парадокс иллюзии "личность или трюк".

- У иллюзионной магии нет одной - единственной причины,- делился своими размышлениями Каштелян.- Конечно, должны иметься сильные трюки. Спорить с этим бессмысленно. Конечно, должна существовать техническая отточенность исполнения. Без этого нет фокусного класса. Конечно, все должно быть слажено в систему, организовано - и музыка, и использование сценического пространства, и многое другое. Но все-таки возглавлять волшебство должна мысль. Идея. Не обычная, не любая, а непременно художественная.

И я вспоминал о трюках, приносящих загадочное дыхание магии.

Полутемная арена цирка. Тихая, едва-едва касающаяся слуха музыка. И постепенно появляющийся из-под занавеса белый дым. Он стелется, заполняет плоскость арены, собирается, накапливается, вырастает в цирковой чаше. Чуть-чуть густеет, уплотняется музыка. Проходит минута, другая - и белая гора рассеивается, бледнеет, тает, а из самого ее центра проступает неизвестно откуда взявшийся огромный сказочный сосуд. Стенки его распахиваются, и к зрителям выходит фокусник - заслуженный артист РСФСР Юрий Авьерино. И начинается иллюзионное действо.

Или другой трюк, настраивающий на необыкновенное,- о нем я услышал от Владимира Лягова.

Фокусник появляется на сцене самым обычным способом - из-за кулис. Единственное, что находится у него в руках, - глубокий поднос. Зачерпнув горсть зеленого конфетти, кудесник бросает его в воздух - оно взвивается вверх и разлетается, словно огни праздничного салюта. Но - не падает, а неподвижно замирает в пространстве. Чародей берет новую горсть конфетти, уже красного цвета, и тоже швыряет вверх. И оно зависает красным облаком над головой волшебника - как остановленный полет. Следуют выбросы желтого, синего, оранжевого, лилового... И зрители видят, как из ярких разбрызганных мазков в воздухе образуется живописная картина. Иллюзионист улыбается и громко хлопает в ладоши. И магия кончается. Хлопья конфетти, рванувшись вниз, метелью осыпаются на сцену. Все.

Артист Москонцерта Вадим Носков в финале показывает трюк с реквизитом капризным, но зрелищно благодарным - с мыльными пузырями. Они бьют переливающимся фонтаном из его "дипломата", взлетая до потолка, и публика встречает это сказочное диво радостными аплодисментами.

О том, сколь впечатляющи и поэтичны этюды с мыльными пузырями, поведал мне житомирский фокусник, инженер Павел Шатковский.

- Надо брать не маленькие пузыри - они едва заметны,- увлеченно говорил он,- а огромные, по метру-два в диаметре! Сложно, конечно. Нужен специальный мыльно-глицериновый состав, особая механика для их выдувания, зато какая красота!

И я представил - прозрачные воздушные гиганты, переливаясь радужными бликами, бесшумно парят над головами зрителей. Они вкладываются друг в друга, соединяются в призрачные фигуры - действительно, необыкновенная и завораживающая иллюзионная мелодия!

Вот где должны сказать свое слово современные технические достижения! Впрочем, почему - должны? Они уже говорят.

1982 год. Япония. Фокусник раскладывает на столе колоду карт, затем с таинственной, непроницаемой улыбкой надевает белые перчатки, принимает вдохновенную позу пианиста - и опускает пальцы на поверхность карт. Раздаются плавные низкие звуки. Движения артиста чуть убыстряются, его пальцы в легком беге касаются то одной, то другой карты, и те - поют! Затем чародей останавливает скоропись пальцев, встает, снимает белые перчатки и кланяется. Потом собирает карты и, перетасовав их, опускает в карман. Элегантный чудо-трюк! А выполняется он технически несложно. В перчатках, на самых кончиках пальцев, закреплены миниатюрные чувствительные датчики, и каждый из них, в зависимости от силы нажатия, может подавать в звуковой микрогенератор четыре различных сигнала. Четыре ноты. Десять пальцев - это сорок нот. Почти половина настоящего пианино!

1983 год. Франция. "Лучевая арфа" - удивительный электронно- музыкальный инструмент, изобретенный французом Бернаром Сайнером. Классический орган и скрипка, отдельные инструменты или целый оркестр - все подвластно воспроизведению этим музыкальным чудом. А самое удивительное - в нем отсутствуют металлические струны. Их роль возложена на лазерные лучи. Сайнер касается их на разных расстояниях от источника света, и встроенный компьютер "сообщает" об этом синтезатору звука, а тот, работая в широком частотном диапазоне, создает музыкальное волшебство.

1984 год. СССР. В Москве впервые в мире показан цветной голографический фильм. Тот "эффект присутствия", который дает это чудо технической мысли, может затмить эффекты иллюзионизма. Ведь ни один иллюзионист в мире не сможет здесь же, на глазах зрителей, протянув к ним руки, "появить" на ладонях поблескивающую хрустальную вазу - в полном смысле слова из ничего, сразу, да к тому же без помощи таинственных манипуляций. И тут же "исчезнуть" ее - опять-таки не пошевелив и пальцем.

1985 год. Чехословакия. Изобретатели Зденка и Павел Ружеки совместно с Иржи Песеком запатентовали "чарующие свечи Андерсена" - они загораются, и в воздухе моментально разливается мелодичный звон колокольчиков. И "повинна" в этом сказочном явлении также современная техника - сигнал от появившегося пламени свечи передается по тоненькому световоду на фототранзистор, который вырабатывает импульс, включающий микроустройство с записью мелодичного звона.

Удивительные трюковые находки. Вершины волшебства. Жаль, что не так их много в арсенале современного иллюзионизма.

- Я хочу рассказать о фокусе, который видела в 1986 году в Лаосе, во время моей гастрольной поездки,- говорит Наталья Перфильева.- Это даже не фокус. Это полутанец, полупантомима. Исполнитель мягко передвигался по сцене, и в его руках трепетали, вибрировали два больших веера. А над веерами летали две бабочки. Фокусник опускал руку с одним веером, потом с другим, потом взмахивал обеими - бабочки летали и летали, повинуясь еле слышной музыке. Секрет этого фокуса настолько прозаичен, что о нем не хочется говорить - две лески, которые соединяют бабочек, сделанных из папиросной бумаги, с серединами вееров. И такая незатейливость создала удивительную по красоте картину - широкие, огромные веера, две трепещущие бабочки и музыка...

Конечно, трюк трюку рознь. Но заметьте - только что описанные чудеса никак не выглядят "ловкими приемами", трюками - настолько сильна в них зрелищная поэзия. Уверен - именно они способны оказаться тем репертуарным пьедесталом, опираясь на который иллюзия может взойти до высот одухотворяющего искусства. И тогда окажется не таким уж существенным обстоятельством, каковы эти трюки "внутри", заключают ли в себе новейший микрокомпьютер или традиционную фокусную леску.

- Иллюзион, оформленный эстетически, способен вызвать не только удивление - реакцию, в общем, приземленную,- говорит Каштелян.- Здесь уже отыскивается место для обращения к сферам высоким, затрагивающим ум и сердце. Возможно, истинное назначение иллюзионного трюка - быть метафорой...

Метафора в переводе с греческого означает "перенос". Образное иносказание. Когда Велимир Хлебников пишет: "Я взял струны Азии, ее смуглое чугунное крыло..." - ,это метафора. Когда Шарль Бодлер живописует: "Я в музыку порой иду, как в океан..." - это тоже метафора.

Метафора способна рассказать о чем-либо тоньше, лиричнее, проникновеннее, ибо обращается к сознанию как бы "через голову" здравого смысла. Призванная заинтриговывать воображение сочетаниями понятий и слов, не соединимых друг с другом в обыденной речи, она являет сознанию некий новый, освежающий образ.

То - метафоры литературные. А иллюзионист выступает на сцене, перед зрителями. Его метафоры имеют иную изобразительную природу - визуальную. Зритель должен их видеть и понимать. И если такое происходит, фокус оказывается явлением значительно более глубоким, более выразительным.

- Трюки не должны быть лобовой, прямой иллюстрацией к развитию сценического действия, - говорит Сергей Каштелян.- Скорее наоборот - желательно, чтобы трюки зрелищно были немного удалены от линии основного замысла, оставаясь близкими ей по духу. Помните, образное выражение сильнее действует на воображение, чем фраза прямолинейная, которая не оставляет места тайне, а значит, и размышлению. Ищите именно такие трюки!

Памятуя советы Каштеляна, я давно поставил себе задачу - разработать иллюзионный этюд, построенный на применении лишь одного предмета. Не мог лишь подобрать тему - такую, что захватила бы меня. И вдруг - несколько строк из книги по истории искусств.

Известного французского поэта Стефана Маллармэ однажды спросили:

- Над чем вы сейчас работаете?

- Пишу пьесу,- ответил тот.

- В скольких действиях?

- В трех.

- А кто в ней будет главным героем?

- Их будет двое,- сказал Маллармэ.- Я и ветер.

Ответ этот поразил меня. Так возникла тема, и я стал подбирать подходящий трюк.

Вскоре на глаза мне попалось изобретение английского фокусника Харбута - "Волшебная палочка". Суть его заключалась в том, что легкая трость, чуть выше центра которой прикреплена лесочная петля С (рис. 8), летает по воздуху. И я понял: это тот самый трюк.

Рис. 8.

Я слегка модернизировал палочку-трость - наклеил на нее по всей длине узкие ленты из разноцветной фольги. Во время полета ленты развевались, прочерчивая в воздухе траекторию движения. Получалось красивое и увлекающее взгляд зрелище. Для того чтобы "заявить" тему,при выходе фокусника на сцену включалась фонограмма, на которой был записан шум надвигающегося ветра. Палочка- трость начинала перемещаться под "нарастающими порывами" из руки в руку, но сначала это были еще небольшие перелеты. Ветер усиливался, из его сумятицы возникала музыка, а палочка начинала вспархивать над головой фокусника, описывая зигзаги над и под руками. И зритель видел противоборство, конфликт человека со стихией. А в финале трость послушно ложилась в руки исполнителя, но на сцене был уже совсем другой человек - гордый, романтический. Его душа была напоена ветром...

Сделать такую "волшебную палочку" несложно. Лучше всего изготовить ее из бумажной трубки толщиною 1-3 см, а длиной - 60-80 см. Можно также использовать засвеченную и потому ненужную фотопленку, свернув ее в рулон и выдвинув во всю длину (необходимо, конечно, закрепить концы этой пленки, чтобы она не разворачивалась). Если палочка будет вращаться на лесочной петле неустойчиво, основание лесочной петли следует закрепить на небольшом грузике, который располагается внутри палочки, в ее полости. Гораздо сложнее научиться уверенно и разнообразно вращать палочку. Но тут уж следует порепетировать.

...Когда-то выход артиста не объявлялся. Все делалось куда проще и безыскуснее. Импрессарио просто-напросто поднимал щит с крупно и размашисто намалеванным числом - следующим порядковым номером, и к зрителям выходил очередной артист. Те времена давно прошли, и теперь каждое выступление предваряется объявлением, которое делает конферансье или ведущий концерта. А слово "номер" осталось. И - приобрело более эстетическое содержание. Сейчас оно обозначает уже не просто выступление, не любой показ трюков, но произведение искусства, законченное в художественном смысле. Наспех сколоченный полуфабрикат, не продуманный зрелищно, не выверенный композиционно, теряет право именоваться номером. Случайным образом набранная последовательность трюков, не связанных между собой ни смысловым единством реквизита, ни существованием сюжетной нити, заставляющей артиста отбраковывать одни фокусы и привлекать на их место другие, ни развитием зрелищного эффекта, когда каждый последующий трюк оказывается сильнее предыдущего - такая последовательность не есть номер.

- Номер должен нести основную драматическую нагрузку, а не механически подгоняться под сюжетную линию литературного сценария,- говорит Каштелян.- Я думаю, что одним из критериев истинно оригинального номера является не только его развлекательность, но и яркое отображение повседневной жизни, реальных событий сегодняшнего дня, своеобразное сюжетное решение, соответствующее индивидуальности исполнителя.

Потому номер имеет еще и почтительный неофициальный титул - Его Величество Номер. О некоторых иллюзионных номерах, достойных столь высокого титула, и хочется рассказать читателю напоследок.

Один из них - "Коробейники" (постановка Михаила Харитонова, исполнители Надежда и Валерий Бастраковы). По сцене гордо и независимо идет красивая девушка в нарядном русском сарафане. К ней бросается коробейник, предлагая шелка, бусы, лежащие на его огромном подносе. Девушка отказывается и собирается продолжить путь. Не тут-то было. Парень ласково настаивает, не отступает, девушка немного кокетничает, и постепенно разворачивается сценка-лубок в трюково-иллюзионном изложении. Наконец девушка берет с подноса несколько платков и собирается уходить. Парень останавливает ее, показывая жестом, что нужно заплатить. Девушка достает кошелек, и тут же происходит несколько трюков с монетами, звонко высыпающимися из него. Девушка ахает, и с этого момента номер превращается в безудержный поток трюков, сливающийся с карнавально бурным, словно сошедшим с картинок палехских мастеров, удалым обрядом ухаживания. В старинной деревянной ложечке, которую держит Валерий Бастраков, появляется одно куриное яичко за другим. Он извлекает их ложечкой отовсюду, даже из-за шиворота удивленно приседающей партнерши, и складывает ей в подол платья. Затем следует легкий танцевальный жест - и подол оказывается пустым. Далее невесть откуда берутся связки крупных бубликов, на подносе неожиданно возникает гигантский ларь, а в финале глазам зрителей предстает огромный самовар, золотисто поблескивающий в огнях театральных юпитеров и софитов. Все от начала до конца выдержано в традиционном русском стиле, о котором А. С. Пушкин писал: "...отличительная черта в наших нравах есть какое-то веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражения".

При всем при том трюковая канва не забивает, не заслоняет развития лирической линии. За чрезвычайно малое сценическое время Надежда и Валерий заставляют зрителей поверить в подлинность происходящего - убыстренность темпа не мешает органике проявления чувств. Весь эмоциальный диапазон, от первого взгляда героев друг на друга до полного согласия, компактно и выразительно уложен в сжатые границы времени.

Его Величество Номер. Его волшебное, его загадочное Величество.

...Концертный зал "Россия". Одна из самых престижных сценических площадок нашей страны. Огромное, необозримое пространство сцены. Раздаются бравурные звуки популярной мелодии "Спортлото", мгновенно заполнившие зал, и артист Московской областной филармонии Николай Дмитриев - один на широчайшем сценическом зеркале. Чудеса начались сразу. Вместо одного большого шара, стремительно вращавшегося в пальцах исполнителя, зрители через секунду увидели уже два. Потом - три, четыре. Яркие громадные шары сновали, словно ртуть, по рукам артиста. Пять шаров. Шесть. Откуда они брались? Великолепный трюк международного уровня! Однако - при чем здесь "Спортлото"? Разве что цифры, изображенные на шарах... Но так полагали те зрители, кто не был знаком с постановочным мастерством Сергея Каштеляна.

А зажигательная мелодия "Спортлото" продолжала электризовать зал, и зрелищная магия номера только еще набирала обороты. Николай стал жонглировать шарами, высоко подбрасывая их вверх. Шары взлетали и взлетали, и публика, следя за их феерическими траекториями, неожиданно стала осознавать, что видит не просто фокусно-жонглерское мастерство, не только магическое зрелище, но наблюдает нечто большее - художественный, иносказательный, метафорический образ лотереи. Той, в которой "кому как повезет", кому какой шар достанется из фонтанирующей случайности счастья. И это было волшебством.

А потом все угасло - фантастические шары, подобно возвращающемуся в бутылку джинну, один за другим пропали, повинуясь пластичным движениям рук артиста. И лишь тогда зрители смогли перевести дух.

Номер 'Спортлото' исполняет Николай Дмитреев

Иллюзионный трюк чрезвычайно самостоятелен. Он имеет свои собственные, вполне автономные начало, развитие, кульминацию и финал. Он - "вещь в себе", с большим трудом поддающаяся органичному включению в более крупную целостность - в номер. Зато когда эта сложность преодолена, когда найден иной, уже не фокусный, смысл иллюзионного трюка, тогда наступает час торжества другого кудесника и чародея - режиссера.

Постановщика номера. Тогда-то трюк, поднявшись до уровня художественной метафоры, перестает быть только шарадой - секретность фокуса утрачивает свое первоначальное значение. Хитрый и потайной прием, благодаря которому достигается осуществление эффекта невозможного, перестает интересовать зрителя напрямую. Вопрос "как это делается?" становится неуместным при созерцании высокохудожественного действия, так как ощущение необходимости разгадать механику фокуса сейчас же, сию минуту переориентируется на постижение целостного замысла, на духовное сотворчество.

Самому фокусу это идет только на пользу. В самом деле - единичный иллюзион, разгаданный даже случайно, лишается первоначального обаяния таинственности, его повторный показ может окончиться для чародея неприятным фиаско. Иное дело номер - ожидаемая зрителем перспектива повторно пережить эстетический подъем, однажды уже испытанный, притягательная сама по себе. А каждый отдельный фокус в таком художественно законченном зрелище становится уже не просто тривиальной загадкой - он оборачивается образной фразой в образном контексте.

...Выступление Анатолия Питухина начинается нестандартно. Над черной ширмой выдвигаются одна за другой две театральные маски - смеющаяся и плачущая. Мимолетная деталь. Больше зрители их не увидят - они не появятся. Однако в этом - камертон номера. Эпиграф к нему. Намек, адресующий зрителей к театральности, к драматургии. Звучит мелодия песни "Под музыку Вивальди". В руках артиста, одетого в красный парчовый камзол, появляются зажженные свечи. Одна, затем другая. Третья. Четвертая.

Постепенно свечи исчезают - бесследно тают между кончиками пальцев. Будто иссякает поэзия. Но действие не кончается, оно длится дальше. Перед взорами зрителей предстает маг в черном фраке. Не символ ли это будней нашей жизни?

В номере лауреат международного конкурса иллюзионистов (Чехославакия, г. Карловы Вары, 1988 г .) Анатолия Питухина цветы появляются буквально 'из ничего

Следуют трюки с цветами, неожиданно оказывающимися под черным покрывалом, и это - еще одна метафора, говорящая о том, что даже в темных сторонах бытия можно уловить, отыскать романтические черты. Маг продолжает творить поэзию. Цветов все больше. Лирический герой номера настаивает на торжестве добра. И постепенно все ему подчиняется - фрак из черного становится белым, символизируя внутреннее преображение героя.

Если трюк-метафору толковать как фразу, то полное художественное произведение-номер становится высказыванием художника, его рукотворным откровением. Следовательно, подобно тому как музыкант использует язык звуков, живописец применяет язык цвета, и линии, а литератор опирается на слово - иллюзионист разговаривает со зрителями языком трюков. Метафорическим, образным, условным языком повествует им о себе, о бытии. А коли так, то публике предъявляется не просто развлекательное затейничество, но нечто неизмеримо высшее - взгляд художника на мир. Вот когда в полную силу начинает говорить личность мастера!

О том, что трюки, будучи связанными в сценическую цельность, смотрятся куда выигрышнее изолированных отдельных фокусов, было известно выдающимся иллюзионистам давно, еще несколько десятков лет назад. Так, например, изобретательный Джон Маскелайн, поражавший зрителей волшебными эффектами в начале нашего века, пробовал связать несколько разрозненных трюков в единый, сюжетно завершенный скетч, который повествовал о приключениях путешествующего чародея в индийском бунгало и сводился, по сути дела, к чудесам, объединенным лишь единством экзотического места. Принцип сюжетной замкнутости, одним из первых примеров которого стала эта демонстрация, дальнейшего развития в течение многих и многих лет не получил, хотя фокусники время от времени охотно пользовались этой находкой.

Советские иллюзионные режиссеры первыми сделали кардинальный, качественно новый шаг - открыли в обычном фокусе его метафорическое начало. Зрелищную поэзию. И их творения показали всем, что жанр сценического волшебства способен возвыситься до искусства одухотворенного, способного на философское осмысление жизни человеческого духа.

..."Игрок" - так называется номер, поставленный Михаилом Харитоновым и исполняемый Владимиром Данилиным. Трагедийный номер о судьбе маэстро игральных карт. Перед зрителями появляется сосредоточенный, уверенный в себе маг. Точные движения рук - кажется, будто веера карт снимаются с воздуха. Он небрежно отбрасывает их, и они падают, кружась, но на его пальцах вырастают, разворачиваясь, все новые и новые веера. Звучит музыка - мрачноватая, полная недобрых предчувствий. Карты возникают здесь, там - везде. Маг вступает в орбиту их игры, принимает ее. Раскладки, подбросы, перевороты и перелеты карт. Профессиональная работа. Изысканная пластическая графика. Словно действует заведенный часовой механизм. Но потом в нем что-то ломается. Карты продолжают наращивать темп бесовского танца, они влекут мага за собой, затягивают его в дьявольский хоровод, а тот, уже смятенный, напрасно пытается вырваться из невидимой страшной паутины. Роли изменились. Отныне повелевают карты. И одна из них, словно хохоча, назойливой мухой кружится над головой. Становится ясно - конец близок. Перешедшему черту дозволенного возврата нет. Дальше - небытие, тьма. И он, маэстро карт, погибает, не выдержав их изматывающей власти,- и два фонтана карт венчают печальный финал. Два фонтана - извергающихся, бьющих и вскоре затихающих...

Пластическая притча о карточном виртуозе длится недолго - считанные минуты, продолжительность не слишком большого эстрадного этюда. Но сколько сказано исполнителем за крайне сжатое время! Какая избрана сложнейшая гамма мимических позировок и манипуляционных вариаций! И как рельефно выразительна техника Владимира Данилина, ведущего роль мужественно, с неизменной значительностью скрытого внутреннего драматизма. Недаром этот номер был особо отмечен международным жюри. Он убедительно показал неисчерпаемость лексического богатства жанра иллюзии. Многое оказалось подвластным этому жанру - и тонкая проникновенная лирика, и драматизм, поднимающийся до трагических мотивов.

1979 год особо отмечен в летописи отечественного иллюзионного жанра. Именно тогда советские маги впервые дебютировали на высшем магическом форуме мирового иллюзионизма - на конгрессе ФИСМ.

Слабых чародеев, не имевших своего творческого лица, на нем попросту не было. Обаятельный Жер Коппер - представитель голландской школы, проповедующей продуманный, индивидуальный подход к исполнению каждого трюка. Компетентное жюри было поражено феерическим финалом его выступления - в руках Коппера неожиданно возникали два старинных канделябра, с 13 огромными зажженными свечами каждый. "Да, это - "Гран-при",- так решило жюри. И вдруг...

На сцене - тишина, полумрак. Бесшумно, быстрыми шагами выходит фокусник. Останавливается, протягивает вперед руку - и на пальцах возникает светящийся шарик. Как огонек дальнего космического маяка. Мягкое движение - ив руке уже светятся два шарика. Потом - три, четыре... Они распускаются в полутьме, как фантастические неземные цветы. И чудится, будто в бездне времен зарождается жизнь. Тихо- тихо, исподволь, издалека возникает глубокая мелодия. Она звучит спокойно, задумчиво, будто неспешно всплывая из-за горизонта. И тьма начинает рассеиваться, а зрители ощущают, как со сцены распространяются, нарастая, невидимые волны магии. А на пальцах фокусника и его партнерши уже затеяли радостную игру светлячки. Они перелетают с руки на руку, меняют цвет, исчезают и появляются вновь. Танцуют, танцуют частички света. Шире, объемнее становится освобождающаяся мелодия - и тьма отступает. На землю приходит рассвет. Появляется солнце. Взлетают голуби. Как прекрасен этот мир...

И члены высокого жюри поднялись со своих мест и зааплодировали. Впервые в истории мировых магических конгрессов ФИСМ было присуждено сразу два "Гран-при". Один - советскому дуэту, народным артистам Казахской ССР, лауреатам премии Ленинского комсомола Саре Кабигужиной и Султангали Шукурову. Другой - голландцу Жеру Копперу.

Сообщая о триумфе советской пары, газета "Правда" от 4 июля 1979 года писала: "Специалистам понравилось все - и тема номера "Как прекрасен этот мир", и постановка народного артиста РСФСР С. Каштеляна, и музыка Д. Тухманова, и конечно же отточенное мастерство артистов..." Так сразу и уверенно на самом высоком уровне заявила о себе советская школа сценического волшебства.

- Высокий смысл человеческого бытия, проблемы войны и мира, дружбы и сотрудничества находили и будут находить свое отражение в выступлениях мастеров советского иллюзионного искусства,- говорит ленинградский иллюзионист Генрих Сиухин.- Я не верю в фокусника, который стоит в стороне от современных проблем. Я полностью разделяю слова великого Игоря Стравинского, подчеркивавшего, что "искусство требует от художника прежде всего полноты сознания". Жизнь человеческого духа в его мучительных сомнениях и созидающих прозрениях, демонстрация необыкновенных возможностей творческого потенциала людей - вот в чем я вижу гуманистический смысл нашего единственного в своем роде искусства - искусства удивлять.

Теперь становится понятным многое: и нарастающий интерес зарубежных иллюзионистов к нашему пути, и стремление отечественных чародеев иметь свой собственный, незаемный, ни с кого не скопированный номер, и уменьшение разделяющей дистанции между искусством фокуса и искусствами высокими, отражающими полет человеческого духа.

А что сулит перспектива?

Подобно известному выражению летчиков-испытателей - "выше нас - только небо!", мастера волшебных дел создали свой девиз - "выше нас - только чудо!". Романтический лозунг. Если же вернуться к конкретности сегодняшнего дня, то на ум приходит дерзкая мысль - является ли Его Величество Номер высшей точкой иллюзионного развития? Может быть, он - не предел, а только рубеж? Что может стать следующим ориентиром, что там - после номера, за ним?

Ответ приходит из сравнения с искусствами высокими.

Иллюзионный театр.

Развернутое во времени и пространстве околдовывающее действие. Зрелище полнометражное, объемное, напоенное драматическими и трюковыми коллизиями. Со сменной программой, обширным и разнообразным репертуаром, основывающимся исключительно на жанре иллюзии. Сегодня, сейчас уже идет подготовка. Энергично работают наши прославленные чародеи - Владимир Данилин, Владимир Переводчиков, Анатолий Кириченко, Владимир Букатич и другие члены Московского клуба фокусников.

Но как бы ни сложились грядущие дела мастеров сценического чародейства, какими бы путями-дорогами ни двинулось развитие этого уникальнейшего жанра, всегда, во все времена лучшей наградой творцу чудес будут не поздравления коллег, не международные призы, не громоподобные овации, а то неизменно вечное, ради чего исполнитель волшебства выходит на сцену - вздох удивления в зрительном зале.