Иллюзионное искусство пришло к нам из Византии, куда оно в свою очередь было давно занесено сирийцами, унаследовавшими профессиональные секреты иллюзионистов Египта и Ассиро-Вавилонии. При пышном византийском дворе оно было одним из любимых развлечений наряду с хорами и оркестрами, состоявшими исключительно из славян, которые издавна были известны своей музыкальностью и играли на "звончатых гуслях" еще с VI века. Об этих придворных развлечениях рассказывает ученый-путешественник из Багдада Аль Масуди (Абдул Хасан ибн-Хусейн), посетивший в середине X столетия двор императора Константина Багрянородного. По окончании придворной службы русские певцы и музыканты возвращались в родные места и там показывали свое искусство, развивая, совершенствуя и преобразуя по-своему виденное и выученное в Византии. Они называли себя скоморохами, вероятно, от греческого слова "ском-мархос" (потешники). Это название надолго закрепилось за первыми артистами Древней Руси. Скоморохи не только исполняли былины и сказки, пели под аккомпанемент домр, играли на различных музыкальных инструментах, плясали, дрессировали животных, но и показывали акробатические номера и фокусы.
В древних русских документах фокусы называются "штуками". О них чаще всего говорится как о колдовстве: "...скоморошничают и совершают разные чары".
В то время как путешественник по Руси Адам Олеарий в 1634 году пишет, что скоморохи-фокусники "начали выделывать разные штуки", а потом "пустились плясать всякими способами", в рукописи XV века "Слово христолюбца" о музыкантах и фокусниках говорится: "...с бубны и сопельми и с многими чюдеса бесовскыми". Царская грамота 1648 года запрещает скоморохам производить "волхвование, чародеяния, гадания, а также всякие игры, музыку, песни, пляски, переряживание, позоры...".
"Чародеяниями" именовались не только фокусы, но и любые непонятные явления. Характерно наблюдение Адама Олеария, устроившего камеру-обскуру, чтобы точно зарисовать вид за окном: "Вошел ко мне русский Подканцлер, которому я показал это изображение. Он перекрестился и сказал: "Это чародейство!"..." *
*("Подробное описание путешествия голштинского посольства в Московию и в Персию в 1633, 1636 и 1639 годах, составленное секретарем посольства Адамом Олеарием", М., 1870, стр. 166.)
Но, несмотря на суровое осуждение скоморошьего "чародейства" царскими властями и духовенством, отношение к нему народа было совсем иным. Оно очень наглядно выражено в былине "Вавило и скоморохи":
"Видит - люди тут да не простые,
Не простые люди то - святые.
Он походит с ними да скоморошить... *"
Почему-то никто из исследователей, анализировавших эту известную былину, до сих пор не обратил внимания на то, что вывод о святости скоморохов делается в ней на основании впечатления от иллюзионных трюков, описанных с большой точностью, несмотря на общий сказочный колорит повествования. В самом деле:
"А и было в руках-то понукальце -
А и стало тут погудальце..."
Другими словами, кнут превратился в дудку. Далее:
"Понесла она куру-то варену,
Еще кура тут-то да ведь взлетела,
На печной столб села да запела..."
Оживление вареной или жареной куры - известный трюк средневековых ярмарочных фокусников Запада, описываемый в "волшебных книгах". В России он дожил до конца прошлого века. В одном из сборников фокусов читаем: "Как сделать, что поданная на стол жареная курица уйдет с блюда? Взявши поровну макового семени и кукольванцу, накормите этим курицу, которая от этого уснет и будет как мертвая. В это время ощиплите у ней перья и, обмазав яичным желтком общипанную, засушите, и тогда она будет казаться жареною; но когда поданную на стол ее слегка потрогают вилкою, тотчас очнется и встанет" *.
*(М. Рахманов, На досуге. 100 разных фокусов, пасьянсов, комнатных игр и пр., М., 1897, стр. 6-7,()
В былине описывается еще один иллюзионный трюк, уже знакомый нам:
"Заиграл Вавило во гудочек
А во звончатый да переладец,
А Кузьма с Демьяном приспособил -
И у той у красной у девицы,
У ней были холсты-то ведь холщевы -
Еще стали шелковы да атласны..."
Иллюзионный трюк "превращение холста и мешковины в шелк" не раз проделывал впоследствии Калиостро со своим помощником Алтотасом, возродив эту полузабытую к тому времени иллюзию из репертуара средневековых ярмарочных фокусников. Былина точно передает не только внешний эффект трюка, но и характерную техническую деталь: для его исполнения нужен помощник, и Кузьма "приспособил" этот трюк вместе с Демьяном.
Таким образом, набор трюков русских скоморохов-фокусников XI-XII веков весьма схож с репертуаром их западных собратьев, описанным в "волшебных книгах". Уже в древнейшие времена скоморохи совершали очень дальние путешествия на Запад. Подтверждений тому немало и в официальных документах и в поэтических произведениях. Стоглавый собор (1551) отмечает: "Да по дальним странам ходят скоморохи..." Былины "Молодец у короля на службе", "Молодец у королевы", "Король Политовский" рассказывают о похождениях "веселых молодцев"-скоморохов за рубежом. В той же былине "Вавило и скоморохи" говорится:
"Мы пошли ведь тут да скоморошить,
Мы пошли на инишное царство
Переигрывать царя Собаку..."
Во всех случаях, когда в былинах описываются их выступления, подчеркивается:
"Припевки-то припевал из-за синя моря..."
Добрыня, переодевшись скоморохом, рассказывает про дальние страны, играя песни о своих похождениях.
Нет никакого сомнения в том, что во время дальних путешествий скоморохи обучали своим трюкам западных коллег, в свою очередь заимствуя фокусы у них.
Точно так же как западные ярмарочные иллюзионисты, русские скоморохи попутно занимались знахарством. Герой былины "О госте Терентьище" обращается к "веселым молодцам" - скоморохам с просьбой вылечить его жену:
"Вы много по земле ходоки,
Вы много всем скорбям знатоки,
Вы скорби ухаживаете
И недуги уговариваете..."
С гуслями, гудками и волынками, с учеными медведями и нехит-рой иллюзионной аппаратурой русские скоморохи заходили далеко - не только в Германию, но даже и в Италию. Ариосто в "Неистовом Роланде" (начало XVI в.) сравнивает гордое презрение своего героя к обступившим его врагам с невозмутимостью "медведя, водимого русскими или литовскими поводырями, когда на него лают собачонки".
В свою очередь западным ярмарочным фокусникам случалось бывать в России.
В начале XIII века многочисленные бродячие музыканты, певцы, фигляры и фокусники были изгнаны из Франции указом короля Филиппа-Августа; они заполонили Германию и вместе со своими немецкими собратьями двинулись дальше на восток. Доходили до крупных центров древней русской культуры - Киева и Галича, на что указывают некоторые летописные намеки.
Таким образом, еще до татарского нашествия разноплеменные иллюзионисты сталкивались друг с другом. И былинные описания показывают, что при всем национальном своеобразии подачи фокусов трюковой репертуар иллюзионистов был в основном международным.
А установив этот факт, мы не можем не взглянуть по-новому на некоторые сюжетные мотивы народных сказок.
Исследователи давно обратили внимание на сходство персонажей и событий в волшебных сказках самых различных народов. И невольно напрашивается мысль: а не являются ли некоторые из этих волшебных сказочных мотивов поэтическим описанием фокусов, которые показывали в древности бродячие иллюзионисты? Ведь выяснилось же недавно, что прототипы плотоядных "огнедышащих" драконов, так часто упоминаемых в сказках, еще и сегодня доживают свой век на острове Комодо в Индонезии. Отражение действительных событий и явлений в сказках - факт, давно установленный наукой и ничуть не противоречащий гипотезе о происхождении первоосновы сказок из мифов и символических обрядов, свойственных всем народам в эпоху родового строя *.
*(См.: В. Я. Пропп, Исторические корни волшебной сказки, Л., изд. Ленинградского университета, 1946.)
Сказочные сады, выраставшие за одну минуту, заставляют нас вспомнить об индийском "манговом зернышке", "прорастающем" из земли на глазах у зрителей, о средневековом фокусе мгновенного "выращивания" травы и цветов из доски стола, о садах Цедекйи и Дльберта Больштедтского, покрывавшихся листьями и цветами среди зимы. Живая и мертвая вода, с помощью которой в сказках часто оживляют убитых, приращивая отрубленные руки, ноги и даже головы, перекликается с фокусом "обезглавливание", факирскими трюками и чудодейственными эликсирами ярмарочных фокусников. Самоиграющие волшебные гусли, купание в кипящей воде и всякого рода превращения также имеют свои аналогии в репертуаре фокусников средневековья. "Волшебное" полотенце (в сказках оно превращается в реку) -непременная принадлежность скомороха-фокусника: полотенцем прикрывали предмет, который затем исчезал или "превращался" в другой.
Объедало и Опивало, персонажи многих сказок,- также не были плодом вольной игры воображения. Трюк "объедалы" исполнял еще Джеди в Древнем Египте. "Он зараз съедает пять сотен хлебов, из мясной пищи - половину быка, и выпивает сто кружек пива",- говорит о нем папирус Весткар. Итальянец Батталья во время своих лондонских гастролей 1641 года на каждом представлении "съедал по три четверти бушеля (около 27 литров) булыжника и гальки". Впечатлительные зрители даже утверждали, что слышат, как камни перекатываются у него в животе, когда Батталья подпрыгивал. Другой "единственный в мире пожиратель камней" выступал в 1788 году "в лавке мистера Хэтча на Стрэнде", в Лондоне. Огромное количество воды "выпивал" уроженец Мальты Блэз Манфред. Секрет его трюка был раскрыт в английской книге "Тайна великого водопийцы открыта" (1650). Не довольно ли примеров для доказательства того, что Объедало и Опивало - не что иное, как особый жанр иллюзионного искусства, почти исчезнувший в настоящее время?
Примечательно, что среди русских народных картинок, собранных и изданных Д. А. Ровинским, есть изображение обжоры; текст этого лубка XVIII века, носящий явные следы скоморошьего стиля, гласит: "...в один раз четверть вина выпиваю, пудовым хлебом заедаю. Быка почитаю за теленка, козла за ягненка; цыплят, кур, утят, гусей и поросят употребляю для потехи - грызу их, как орехи..." В песне, записанной В. Адриановой-Перетц в Новгородской губернии в 1894 году, тот же мотив: "Уж я съела молода семилетнего вола..." Не следует ли расценивать и такие документы как след, оставленный в народной памяти трюками скоморохов - "объедал" и "опивал"?
Трюк итальянского иллюзиониста конца XVI века Иеронимуса Скотто непосредственно перекликается с распространенным сказочным атрибутом - "волшебным" зеркалом. По просьбе вальдбургско-го архиепископа Гебгардта Труксуса Скотто обещал вызвать в зеркале изображение самой прекрасной женщины в Кёльне. После пассов иллюзиониста и произнесенных им странных слов в зеркале появилось прекрасное лицо. Вскоре нашелся и оригинал "волшебного" портрета - герцогиня Агнесса фон Мансфельд. Исполнение этого трюка подтверждает запись в придворном журнале английской королевы Елизаветы I, перед которой Скотто выступал.
Фокус с "шапкой-невидимкой" проделывал в I веке упоминавшийся нами маг Аполлоний из Тианы. Жито, придворный фокусник чеш-ского короля и германского императора Вацлава IV (1361-1419), заставлял исчезать партнера, накрывая его своей шапкой и плащом так, что только сапоги оставались видны зрителям. Затем Жито приподнимал шапку и срывал плащ - партнера под ними не было, оставались только сапоги. Исчезновение ассистентов демонстрируется иллюзионистами в различных вариантах и по сей день.
Может быть, сходство иллюзионных эффектов с мотивами волшебных сказок объясняется не тем, что сказители описывали фокусы, а наоборот - тем, что сказка, имеющая более древнее происхождение, подсказывала фокусникам эффекты? Нам кажется возможным и то и другое. Сказки могли наталкивать иллюзионистов на мысль воспроизвести тот или иной эффект, имевший первоначально лишь символическое значение, а различные иллюзионные эффекты могли быть использованы сказителями. Эта проблема требует самостоятельного исследования. Если наше предположение верно, то русские былины и сказки дают полное представление о блестящем репертуаре скоморохов-иллюзионистов.
Они усвоили огромный запас трюков, накопившийся почти за четыреста столетий, предшествовавших возникновению скоморошества, и своим исполнением придали им своеобразный характер. Прямых свидетельств не сохранилось, но косвенные данные позволяют судить о важнейшей особенности исполнения фокусов скоморохами - о сатирической подаче.
Скоморошьи вирши из собрания Ф. И. Буслаева, записанные в XVIII веке, содержат традиционные шутки о "благородном обхождении" бояр - их умении "обмануть, своровать, выторговать". В заключительной части говорится: "Ныне больше обманою на свете живут люди". Скоморох, произносивший этот сатирический монолог, по-шутовски представляясь публике, объявлял себя смелым разоблачителем:
"Не опасаюсь воистину на свете ничего
И не боюсь неприятеля никакого..." *
*(В. Пе ретц, Скоморошьи вирши.- "Ежегодник императорских театров", сезон 1896/97 г. Приложения, кн. 2, Спб., 1898, стр. 68.)
Даже в придворных увеселениях отголоски скоморошьих сценок сохраняют сатирическую направленность. В 1762 году в московском "публичном маскараде", названном "Торжествующая Минерва", "вертелись качели с веселыми песенниками, там представлялась внутренность кабака, тут - изображение бывавших в старину мздоим-ных подъячих или вертепы карточных игр, со всею низостью первых и ужасами последних" *.
*(Н. Се диванов, Театр в царствование императрицы Екатерины II.- "Ежегодник императорских театров", сезон 1896/97 г. Приложения, кн. 2, Спб., 1898, стр. 100.)
На протяжении многих веков все иллюзионисты так или иначе отражали настроения своих зрителей, и в выступлениях русских народных фокусников-скоморохов текст, сопровождавший трюки, не мог не носить того же сатирического характера, как и шутки остальных скоморохов: шутов, медвежьих поводырей и других.
Церковь относилась к скоморохам враждебно. Аскетическим взглядам православия противоречило любое проявление народного веселья. Тем более нетерпимы были для церкви издевки скоморохов. И чем сильнее крестьяне тянулись к единственному доступному им виду развлечений, тем ожесточеннее становилась борьба со скоморошеством. Одной из причин такого гонения были фокусы; духовенство объявило их колдовством, совершавшимся при непосредственном участии нечистой силы.
Скоморохов проклинали с амвонов. На иконах Страшного суда их изображали подвешенными над адским пламенем за пуп. Вокруг черти с трубами вдували огонь в уши тех, кто осмеливался слушать их злые шутки. На старинной лубочной картинке, изображающей истязание грешников в аду, надпись объясняет содержание: "И рече сатана: любил еси в мире различные потехи, игры; приведите же ему трубачей. Беси же начаша ему во уши трубить в трубы огненные; тогда из ушей, из очей, из ноздрей проиде сквозь пламень огненный..." Словом, скоморохам, их зрителям и слушателям угрожали самые страшные кары на том свете.
Но на этом свете народ любил скоморохов, восхищался чудодейственной ловкостью их рук и вместе с ними потешался над попами и боярами. Дошло до того, что митрополит Иосиф писал царю Ивану Грозному: "Бога ради, государь, вели скоморохов извести, коебы их не было в твоем царстве". И царь со свойственной ему решительностью самолично занялся искоренением скоморошьей крамолы. Созвав в 1551 году съезд высшего духовенства, Стоглавый собор, царь в своей речи обрушился на скоморохов. Собор предписал беспощадно преследовать "пришлых скоморохов и попрошатаев", рекомендуя местным властям в случае необходимости "выбить скоморохов вон из села". И начались преследования.
Но, очевидно, любовь народа к искусству была так велика, что и гонения не помогли. Бродячие скоморохи встречали повсеместно самый лучший прием. Им позволяли селиться в деревнях, хотя, как свидетельствует "приговорная память" монастырского собора Троицкой лавры (1555), "не велели есмя им в волости держать скоморохов ни волхвей".
'Потешник-немчин'. Гравюра с картины К. Лебедева
Фокусники по-прежнему входили в скоморошьи ватаги, бродячие и оседлые. Юрий Крижанич, описывая Московское государство середины XVII века, перечисляет "дурных сословий людей", среди которых названы "игроки, борцы, фокусники, канатные плясуны, бандуристы".
Увлечение искусством скоморохов было настолько велико, что не только крестьяне охотно принимали их, но и боярская знать старалась держать в своих поместьях постоянные скоморошьи труппы. Такие труппы были при дворах И. И. Шуйского, Д. М. Пожарского, А. Шейдякова и других бояр. Разумеется, исполнителей озорных сатирических виршей и сценок, направленных против боярства, в этих труппах не было. Главенствующее положение в них занимали музыканты и певцы, плясуны и фокусники.
Царю Алексею Михайловичу пришлось трижды (в 1648, 1652 и 1657 гг.) издавать указы против скоморохов. "А где объявятся домры, и сурны, и гудки, и гусли, и хари (маски.- Авт.), и всякие гудебные бесовские сосуды (музыкальные инструменты.- Авт.), то не медля изымать их и, изломавши, сжигать". За ослушание предписывалось "на первый раз бить батоги, в другорядь - кнутом и брать пеню по пяти рублей с человека", а при новом нарушении указа "ссылать в украйные города за опалу" *.
*(А. С. Фаминцын, Скоморохи на Руси, Спб., 1889, стр. 186.)
Отношение церкви и царского окружения к скоморохам очень точно передает А. Н. Островский в "Комике XVII столетия". В этой пьесе, действие которой происходит в 1672 году, подъячий Кочетов с глубоким возмущением говорит:
"...Облай его, как хочешь,
Грабителем казны, церковным татем,
Убийцею, коль бога не боишься,
Коль бес в тебе засел; а скоморохом Не обзывай!"
Характерно столкновение из-за скоморохов, происшедшее между религиозным фанатиком протопопом Аввакумом и просвещенным воеводой В. П. Шереметевым. Летом 1648 года, сразу после издания указа царя Алексея Михайловича, в селе Лопатицы (близ Нижнего Новгорода), где Аввакум был священником, он встретил скоморохов. Вот как он рассказывает об этом сам:
"Прийдоша в село мое плясовые медведи с бубнами и с домрами, и я, грешник, по Христе ревнуя, изгнал их и хари и бубны изломал на поле един у многих, и медведей двух великих отнял,- одного ушиб, и паки ожил, а другова отпустил в поле. И за сие меня Василий Петрович Шереметев, пловучи Волгою в Казань на воеводство, взяв на судно и браня много" *.
*("Житие протопопа Аввакума", М., Гослитиздат, 1960, стр. 62.)
Все же творчество скоморохов, тесно связанное с народом, выражавшее его устремления, не удалось искоренить. Еще почти сто лет спустя, при дворе Петра I, скоморохи продолжали выступать. О них упоминают при описании празднеств и народных гуляний того времени.
В своей вражде к фокусникам православная церковь ничем не отличалась от католической. Но, беспощадно расправляясь с профессиональными иллюзионистами, церковь и в России отнюдь не гнушалась иллюзионными трюками, которые она выдавала за чудеса.
Первое такое "чудо" совершилось на Руси еще в 1169 году. Византийская икона "Корсунская божья матерь", некогда привезенная великим князем Владимиром из Херсонеса, была самой большой драгоценностью Софийского собора в Киеве. Летописец рассказывает, что Андрей Боголюбский, учредив свой княжеский стол во Владимире-на-Клязьме, завоевал и разграбил Киев. При этом он тайно увез оттуда знаменитую икону. Киевляне пустились в погоню и пытались с оружием в руках отбить свою святыню. Но икона "явила чудо": повернулась спиной к киевлянам и заплакала, выразив таким образом "собственное" желание переменить местожительство. Это настолько обезоружило простодушных киевлян, что они смирились. Икона была с почетом водворена во Владимире.
Впоследствии, в связи с различными историческими событиями, у многих богородиц глаза оказывались "на мокром месте". Например, когда петербургское духовенство было недовольно реформами Петра I, в Троицком соборе произошло "чудо": большой образ богоматери стал проливать слезы. Петр явился в собор, оборотил доску, сорвал оклад и обнаружил в глазах крохотные дырочки, а позади них ямку с густым деревянным маслом. Размягчаясь от тепла лампады и свечей, масло каплями вытекало из глаз. Петр наказал виновников обмана и написал настоятелю собора: "Приказываю, чтобы отныне богородицы не плакали. А если они еще раз заплачут маслом, то поповские зады заплачут кровью"* .
*(И. И. Голиков, Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России..., т. VIII, М., 1788-1797, стр. 94.)
И иконы больше не плакали - до самой смерти Петра. А потом "чудеса" продолжались, вплоть до совсем недавнего времени. В синодальном архиве хранится множество дел о "плачущих" образах, описываются "мироточивые головы" - черепа святых, источающие масло, подливаемое каждый день, упоминаются "обновившиеся" иконы, с которых специальным составом смывалась вековая копоть.
Епископ Порфирий Успенский, представитель русского синода в Палестине, в "Книге бытия моего" разоблачил "чудо" в иерусалимском храме гроба господня, где при появлении патриарха сами собой зажигались свечи (в точном соответствии с технологией Дёблера). По методу "экспериментаторов натуральной магии" в церквах временами являлись "нерукотворные образа" на белых полотенцах (написанные невидимыми красками, они проступали при окроплении "святой водой").
Испытанным приемом факиров совершалось "чудо исцеления ран". В "религиозном экстазе" человек проводил по своему телу (предварительно смазанному бесцветным роданидом калия) ножом, покрытым раствором хлористого железа. И тотчас на теле появлялась "кровавая" полоса. "Кровь" текла из "раны". Но стоило священнослужителю приложить к этому месту платок, смоченный "святой водой" (с бесцветной примесью фтористого натрия), как от "ран" не оставалось ни малейшего следа *.
*(В. Д. Га в рил о в, Чудеса без чудес, 1961, стр. 16.)
Как ни странно, в России XVII века иллюзионные автоматы не вызывали нападок и гонений со стороны церкви. Цари поощряли их изготовление, и движения механических фигур не считались результатом волшебства.
В 1606 году Лжедимитрий выстроил для себя в Кремле новые oхоромы. Перед ними был установлен огромный медный цербер о трех головах, щелкавший зубами и извергавший пламя из пастей и из ушей. "Егда же разверзает челюсти своя,- отмечает летописец,- извну его яко пламя предстоящим ту является и велие бряцание исходит из гортани его..." Этот автомат был уничтожен тотчас же после убийства Лжедимитрия, при разгроме его хором.
В 1672-1673 годах часовой мастер оружейной палаты Петр Вы-сотский сделал в Коломенском дворце под Москвой искусственных рыкающих львов. Они были установлены по обеим сторонам царского трона Алексея Михайловича. Туловища их были обтянуты овчиной. Как только послы приближались к трону, львы разевали пасти и вращали глазами, издавая громкое рычание (с помощью органного механизма). Алексей Михайлович сам подписал указ о том, "где стоять мехам для львова рыкания". И в этих львах не видели ничего сверхъестественного. Симеон Полоцкий писал о них с восхищением:
Взгляд на иллюзионное искусство как на колдовство окончательно исчезает в России, так же как и в Западной Европе, только в XVIII столетии. С этого времени интерес к нему непрерывно возрастает.
К XVIII столетию относятся имена первых русских иллюзионистов, дошедшие до нас. В книге "Русский цирк" Ю. А. Дмитриева говорится, что в 1740 году фокусник Лазарев обучал молодых людей "штукам" - манипуляциям. И. Забелин сообщает в "Современнике", что в 1759 году в Москву приехал механик Петр Дюмолин. В Немецкой слободе, в доме девицы Нечет, он показывал механическую маленькую бернскую крестьянку, ткущую полотно, движущиеся карты и электрическую машину. Демонстрация была вполне в духе современных ему "экспериментаторов натуральной магии". Дюмолин отнюдь не был гастролером: швейцарец по происхождению, он давно уже обрусел и служил механиком в Московском университете, давая представления в свободное от работы время.
Выдающийся русский механик и конструктор XVIII столетия Иван Петрович Кулибин с помощью изобретенных им оптических приспособлений устраивал иллюзионные представления. Как свидетельствуют рукописные материалы И. П. Кулибина, хранящиеся в (архиве Академии наук СССР, в 1778 году в честь 50-летия Академии он показал на фоне вечернего неба яркое солнце и движущуюся по небу фигуру Аполлона.
С конца XVIII века на масленичных и пасхальных гуляньях устраивались зрелища, для которых наскоро сооружали специальные помещения-балаганы. Снаружи, на балконе, "раусе", сыпал прибаутками дед-зазывала. Наряду с народными хорами, танцорами, силачами и кукольниками выступали заезжие и русские фокусники.
С 1826 года славились балаганы Берга и братьев Легат. Так же как и их патрон Леман, они были искусными театральными машинистами и с успехом показывали арлекинады и феерии, насыщенные постановочными эффектами, в том числе и иллюзионными. Хотя владельцы этих балаганов были немцами, они широко пользовались талантами русских изобретателей и артистов. Вот рассказ очевидца:
"Довольно ловко проделан следующий фарс. Паяц ест яйцо. Вдруг схватывает его боль в животе. Он корчится по-паяцевски, стонет и проч. Приходит доктор, делает ему во рту операцию и вытаскивает оттуда пребольшую утку, которая движется, точно полуживая.
К Леману нелегко пробраться. У дверей его храма удовольствий так тесно, как в церкви в большой праздник до проповеди. Я с трудом достал билет, еще с большим трудом пробрался к дверям..." *.
*(А. В. Никитенко, Дневник, т. I, M.-Л., Гослитиздат, 1955, стр. 105-106.)
В одной из арлекинад был впервые в мире использован "черный кабинет", по крайней мере за полвека до Макса Ауцингера. "Этот иллюзионный эффект достигался на фоне черного бархата и не ближе третьего плана сцены, но производился так искусно, что даже из первого ряда кресел сохранялась полная иллюзия. Арлекина убивали выстрелом из ружья, затем шашкой разрубали его на части. Вы видели, как тело его распадается на отдельные члены,- особенно забавно выглядела отсеченная от туловища голова с застывшей улыбкой. Затем начиналась операция оживления Арлекина: к его отрубленному туловищу приставляли ноги, руки, голову. Он хлопал себя по бедрам и. радостно вскрикивал, возвращенный к жизни и к счастью вопреки проискам и козням его злых врагов...
Очень гладко производилось превращение предметов в живых людей, чему способствовала тщательная работа бутафоров, среди которых отличался Румянцев, талантливейший скульптор-лепщик и бутафор, работавший еще у Лемана.
Особенно удавался эпизод, когда Пьеро принимался рисовать на грифельной доске голову демона, которая вдруг поворачивалась и оживала. Или наоборот: фея превращала какого-нибудь злого персонажа в статую - и человек "каменел" на глазах, обращался в изваяние, которое опрокидывалось, падало на пол и оказывалось полым внутри..."*. Таким образом, русские иллюзионисты опередили на полвека и трюк англичанина Хеймека, у которого "оживал" нарисованный мелом скелет.
*("Русские народные гулянья по рассказам А. Я. Алексеева-Яковлева" в записи и обработке Евг. Кузнецова, М., "Искусство", 1948, стр. 69.)
Более ста лет назад еще более удивительные изобретения сделал А. М. Гамулецкий. Его деятельность и даже имя теперь полностью забыты. Но мы обязаны по справедливости оценить его бесспорные заслуги перед русским иллюзионным искусством. Современник описывает этого иллюзиониста-изобретателя так: "В начале нынешнего века на улицах Петербурга пользовался большой известностью между жителями Столицы живой, веселый старичок, седой как лунь, всегда ходивший пешком, несмотря ни на какое расстояние, и до самой смерти не употреблявший никаких очков..."*. Его "физический и механический кабинет" был в свое время одной из достопримечательностей Петербурга. Среди документов прошлого столетия можно найти немало восторженных упоминаний о нем.
*(М. Пыляев, Былые оригиналы и чудаки, Спб., 1898, стр. 319-321.)
Антон Маркович Гамулецкий (1753-1850), сын полковника прусской армии, родился в Польше. Обладая некоторыми средствами, "до сорока лет вел жизнь довольно рассеянную и не всегда правильную". В этот период своей жизни двадцатисемилетний молодой человек встретился с Калиостро, посетившим в мае 1780 года Варшаву.
Калиостро основал в Варшаве египетскую ложу. Он читал лекции "о врачебном искусстве", нападал на академическую медицину и докторов, а попутно продавал свой "эликсир молодости". Варшавскому великосветскому обществу Калиостро показывал свои "магические сеансы", по ходу которых "делал" золото.
Как и везде, где побывал иллюзионист, в Варшаве вокруг него образовался кружок горячих поклонников, людей, покоренных его актерским талантом, обаянием и профессиональным мастерством. Буквально боготворившие своего кумира, они не пропускали ни одного выступления и устраивали в его честь более чем веселые обеды, ища сближения с Калиостро. В числе его варшавских поклонников был и Гамулецкий.
Выступления Калиостро в Варшаве были недолгими: граф Мось-цицкий, сведущий в химии, разоблачил "делателя золота", и тому пришлось немедленно уехать. Но впечатление, произведенное на Га-мулецкого "магическими сеансами" Калиостро, было, по-видимому" исключительно сильным. Через пять лет, в 1785 году, молодой человек едет в Париж, где снова примыкает к кругу поклонников Калиостро и оказывается свидетелем его самых блистательных успехов. Под влиянием Калиостро он тоже становится иллюзионистом-изобретателем, создает оригинальные иллюзионные эффекты, развивая приемы Калиостро. Впоследствии Гамулецкий значительно превзошел своего вдохновителя остроумием выдумки и техническим совершенством конструкций.
В 1794 году Гамулецкий приезжает в Россию. Он служит в Риге, затем в Петербурге и в 1808 году оставляет государственную службу в чине коллежского регистратора.
Здесь, в доме Керстена на Почтамтской улице, "постоянными трудами, в продолжение нескольких лет... он успел собрать весьма много вещей достойных внимания и устроил кабинет с разными механическими и физическими явлениями... Каждому посетителю... он позволял осматривать свой кабинет, который по справедливости можно назвать превосходящим"* . Таким образом, перед нами пока иллюзио-нист-любитель, бесплатно показывающий свои изобретения на дому. При этом, в отличие от Калиостро, "Гамулецкий ничего не скрывал от посещавших его знакомых, секретов у него не было. Охотно пояснял он, что все чудеса и кажущиеся сверхъестественные явления есть усиленный, иногда многолетний труд оптических, механических и физических знаний",- пишет о нем современник.
*(И. Пушкаре в, описание Санкт-Петербурга, ч. II, Спб., 1839, стр. 407.)
Между тем Гамулецкий продолжал неустанно трудиться над новыми изобретениями и совершенствованием своих автоматов. Только в 1826 году, на семьдесят четвертом году жизни, он счел наконец свою работу завершенной и открыл для платного публичного обозрения "механический кабинет" на Большой Мещанской улице в доме Королева.
"Кабинет" представлял собой весьма скромную по размерам комнату, всего .около тринадцати квадратных метров, куда впускали одновременно по "четыре персоны за 25 рублей". Но вошедшему казалось, что он попал в бесконечную анфиладу огромных залов: стены были сплошь зеркальными, создавая впечатление безграничного пространства, где выставленные сто двадцать шесть бронзовых и тридцать восемь фарфоровых кубков и ваз, отраженных зеркалами, создавали иллюзию бесконечных рядов, уходящих вдаль. Посетитель садился на диван, отчего внутри автоматически включался "музыкальный ящик", начинала звучать приятная, тихая музыка.
Посетитель брал "волшебную" палочку и, "взмахивая ею, сам совершал чудеса: по его желанию все часы, расставленные по столам, останавливались и снова приходили в движение; маленькая колесница разъезжала по полу во всех направлениях по желанию гостя; две вырезанные из бумаги фигуры танцевали под музыку на зеркальном столе; названные посетителем карты сами выскакивали ему навстречу из сосудов..." *.
*("Северная пчела", 1826, 10 августа.)
Успех "механического кабинета" превзошел все ожидания. Любопытные часами ждали своей очереди, чтобы посмотреть на небывалые диковинки. И уже через год Гамулецкий оборудует под свой кабинет новое, более просторное помещение на Невском проспекте, "у Казанского мосту в доме г-жи Енгельгардт". Это зрелищное предприятие называется уже "Храм очарований или механический, физический и оптический кабинет г. Гамулецкого де Колла". Оно просуществовало до 1842 года.
"Надо отдать справедливость устроителю сего кабинета,- пишет корреспондент "Отечественных записок",- обозрение, однако, может доставить удовольствие не одним детям, а блеск и великолепие поразительны для самых привычных глаз".
Посетителей, поднимавшихся по лестнице, устланной бархатом, с золотыми украшениями, при входе в кабинет встречало первое чудо: на верхней площадке лестницы золоченая фигура ангела в натуральный человеческий рост в горизонтальном положении парила над головами входящих. Каждый мог убедиться в том, что фигура не была ни подвешена сверху, ни подперта снизу или с боков. Достаточно было ступить на площадку, чтобы ангел поднял руку, в которой он держал валторну, приложил инструмент ко рту и играл на ней, шевеля пальцами самым естественным образом, так что каждого посетителя встречала торжественная музыка.
"Десять лет,- пояснял Гамулецкий,- я трудился, чтобы найти точку и вес магнита и железа, дабы удержать ангела в воздухе. Помимо трудов немало и средств употребил я на это чудо".
По обеим, сторонам входной двери стояли две фигуры величиной в человеческий рост. При входе посетителя они приветствовали его, склоняя головы.
Само помещение было оборудовано зеркалами так же, как на Мещанской, только анфилада залов казалась еще более бесконечной. Когда посетитель садился на уже знакомый нам самоигральный музыкальный диван, раскрывалась боковая дверь и входил "араб, чистой крови африканец: курчавые волосы, толстые губы, белые зубы, блестящие глаза. Он нес поднос с напитками прямо к столу... Хозяин берет поднос, ставит его на стол и бранит араба, почему он сам не поставил поднос... Араб стоит неподвижно. Хозяин берет пистолет и стреляет в араба в упор в грудь. Гость вскрикивает, чуть не лишается чувств. Пуля пробила грудь навылет, а человек даже не пошевелился. Хозяин поворачивает слугу за плечо, ударяет по затылку, и тот идет послушно туда, откуда пришел..." *
*("Сборник игр, забав, фокусов и загадок".- "Русское чтение", Спб., 1910, стр. 22.)
Гамулецкий демонстрировал множество подобных автоматов. Купидон оттачивал стрелу. Из бронзовой вазы появлялся амур, играющий на арфе. Петух вскакивал на перекладину и, хлопая крыльями, кричал "ку-ка-ре-ку". Из угла лаяла собака. Черная кошка выгибала спину и мяукала. По полу, шипя, ползала змея.
Здесь часы не только останавливались и шли по желанию, но и били "по приказанию и назначению зрителей", а маятник "отгадывал число очков избранной посетителем карточки" количеством качаний. Из сосудов выходили ответы на заданные вопросы...
Наибольшее удивление вызывала огромная голова чародея, отделанная под бронзу и стоящая на зеркальном столе, которая явственно отвечала на вопросы, причем на том самом языке, на каком был задан вопрос. Не могло быть и речи о том, что под столом был скрыт человек: голову каждый мог брать в руки и переставлять куда угодно - она все так же отвечала на вопросы.
Петербургская публика долго увлекалась кабинетом Гамулецкого. "Сей кабинет удостоен был посещения разных иностранных принцев и знаменитых особ, в то время когда оный еще не был доведен до настоящего совершенства, и все они были, можно сказать, совершенно очарованы" *.
*(Второе прибавление к "Санкт-Петербургским ведомостям" за 1826 г., №66, на русском и французском языках.)
Значение этого кабинета далеко выходит за рамки модного развлечения. Гамулецкий был отнюдь не единственным в мире конструктором автоматов. Но обо всех "чудесах" его предшественников Гамулецкий мог знать только понаслышке, кроме "маленького турка", которого Пинетти показывал в Петербурге в 1800 году. Во время пребывания Гамулецкого в Париже в 1785 году знаменитые автоматы там не демонстрировались. В Россию "утка" и другие движущиеся фигуры Вокансона, Жаке-Дрозов и Майарде были привезены с "кабинетом чудес и искусств" профессора Бейрейса почти через полвека после смерти Гамулецкого и впервые показаны на Нижегородской всероссийской выставке в 1896 году. Тиролец Чугмалл, строитель автоматов Дёблера, привез их в Россию только через десять лет после открытия кабинета Гамулецкого. Автоматы Робер-Удена были также сконструированы позднее, чем открылся кабинет русского изобретателя.
Тем не менее фигуры, сделанные Гамулецким, были совершеннее созданий его западных коллег. Его ангел не только играл на валторне, но и парил в воздухе; голову, говорящую на нескольких языках, можно было переносить с места на место, а слуга-араб ходил между посетителями с такой естественностью, что его принимали за живого. После Гамулецкого никто не смог повторить эти достижения. И ему по справедливости принадлежит первое место в мире среди конструкторов автоматов.
Вольтер не посвящал ему стихов, газеты не превращали его кабинет в сенсацию дня, ученые не выпускали полемических брошюр, пытаясь разгадать его секреты. В России русский изобретатель или. иллюзионист, какими бы выдающимися ни оказались его достижения, был обречен на пренебрежение и безвестность. Громкую популярность могли приобрести в те времена только иностранцы. К тому же и сам Гамулецкий был человеком на редкость скромным и не гнался за шумной рекламой. Его самолюбие было вполне удовлетворено тем, что кабинет на Невском единогласно считался одной из достопримечательностей Петербурга. Однако то обстоятельство, что изобретения Гамулецкого не имели в то трудное время громкого международного резонанса, не должно умалять объективного значения его достижений.
Если даже в наши дни в высокоразвитых зарубежных странах пользуются вниманием зрителей радиоэлектронные "оркестры роботов", приводимые в действие средствами самой современной техники, то нельзя не признать выдающимися изобретениями механические фигуры Гамулецкого, более ста лет назад добившегося не менее сложных зрительных эффектов довольно примитивными способами. Следует учесть при этом, что в России первой половины прошлого века театры автоматов и "механические искусники" всякого рода, заезжие и отечественные, были в большой моде. Влияние, оказанное на многих из них изобретениями Гамулецкого, неоспоримо.
Благодаря трудам Гамулецкого, подытожившим традиции отечественных строителей иллюзионных автоматов начиная с Петра Высотского, русское иллюзионное искусство к концу первой четверти прошлого века не только достигло современного ему международного уровня, но и значительно превзошло его по остроумию и совершенству изобретений и по безукоризненному художественному вкусу иллюзионных зрелищ.